Оттенки февраля
оттенок
…я помню неба вылинявший кадр,
небрежно процарапанный дождями,
где молнии стремительный икар –
великий трагик вновь играет пламя.
я помню спальни вывернутый куб,
стакатто пальцев, влажные эскизы
вдоль живота – несдержанностью губ,
и счастья поцелуйчатую близость…
* * *
который год смыкаются зима и чувство риска:
идешь по льду, а кажется – вода не замерзала.
под языком, замучена, худеет барбариска
и разбавляет глупости своей кислинкой талой.
который год грамматика дичится строгих рамок,
все, что звучит – меняется, едва от губ отчалив.
и льются многоточия за шиворот за самый,
тома ошибок юности продляя за плечами.
который год фривольный фавн февраль меня неволит,
десятый день, как приговор, мне в душу задувая.
и гонит дальше по судьбе, как перекати-поле,
а мне, беспечной, верится - вперед бегу сама я.
который год… сказать, какой? тупой удар по слуху…
но все давно предсказано. и в дом войдя с мороза,
зима - сестра, добытчица, седая повитуха,
не медля ни мгновения, вручит мне новый возраст.
рак сердца
вероятность вины не мужчины, а знака
высока, как высок тот космический знак:
в беспристрастно холодном кругу зодиака
деловито мерцает серебряный рак.
вот и этот, земной, непредвиденно цепок,
аккурат ко второму свиданному дню
без досужих бесед и прогулок нелепых
в мое сердце вонзил не стрелу, а клешню.
день за днем – снегопад… оперившийся камень
в январе с нескрываемой лаской глядит.
но мужчина уныл, он герой му~рак~ами,
крутит радио и материт аппетит.
я сержусь, но иду по кривому маршруту
непременных утрат, беспросветной любви.
и заочно рыдает метель по кому-то,
и целует в висок жаркой о.р.в.и.
под щекочущим пледом тепло и слюняво…
любознательность тела не знает границ.
отпускаю спокойно хмельную себя во
внеземные вояжи, и падаю ниц.
домовитость его – в целовании бедер,
и тихонько, легонько, лениво, едва,
как по сердцу, по телу касания бродят,
и не хочется звукам слагаться в слова.
что про завтра гадать? мир жесток и цикличен.
мне опять выпадает познать и сгореть.
оттого я люблю запах скрюченных спичек,
оттого я тиха и уступчива впредь.
вероятность вины… хуже нет околесиц.
в непонятное верю сильнее сто крат.
карту неба вспорол ятаган-полумесяц,
и опять - снегопад, снегопад, снегопад…
* * *
обрекая себя на бессонные долгие слезы
и на грубую схватку с удушливой лирикой были,
я пытаюсь выуживать из немоты лишь угрозы
для самой же себя. но серебряный ливень обилен.
ты не здесь. да и не был. и вряд ли когда-нибудь будешь
прятать в этих подушках драже свежевыжатой влаги.
я хотела увидеть различие страсти и блуда,
да, как видишь, опять не найду ни карата отваги
драгоценной. и пусть. ты и сам только псевдохолерик,
заколдованный кто-то с каленым гербом на предплечье.
ты меня открывал неизменным ключом от америк –
языком, угадавшим силлабику диких наречий.
рисовал свои карты и взращивал новую веру.
я глотала ошибки, как чистые желтые зерна,
и почти возвела себя в ранг упоительной эры,
в коей всякая тварь только нежности будет покорна...
оголтелый набат раскроит молчаливые выси.
я устану сомненьями светлое сердце калечить.
и тогда ты поймешь непреложность простейшей из истин -
что открытия вовсе не на день, а ровно на вечность.
о дне рождения 10 февраля 2004 года.
все жиже, хуже, слякотнее дни:
февраль являет признаки простуды.
мир черно-белый, и, куда ни ткни,
он сходит с рельс, меняя амплитуду;
сдает, страдалец смогов городских,
в бюро прогнозов пробу атмосферы...
вот дом, а в нем алхимия тоски -
гремучий сплав буковски и кундеры.
в нем все рутинно, в нем веселью – бой!
в нем пахнет интернетом и овсянкой.
здесь молодость с чужими и с собой
играет то в очко, то в несознанку...
бесплодны вазы, маникюр убог.
но тонким пальцам не до маникюра.
в какой-то год, наверно, сдуру бог
из мыслей и чернил состряпал дуру,
зажав для прочих крови с молоком.
а, может быть, он новый ставил опыт?..
но к черту опыт! разве мы о том?
день был слюняв, глазами сонно хлопал...
и шарила обмякшая душа,
ища предлог для радости, в кармашках.
но только сплин стекал с карандаша,
и щелкали минуты, как фисташки.
молчала кухня, запахи сглотнув,
не парила, не терла, не шкварчала.
трехпалубка квартиры шла ко дну
спокойствия. и это означало -
надменность яви и провал затей.
и ежилось сознание синицей.
а где-то в небе хор смешливых фей
сквозь путы смога тщился дозвониться...
и девушка была вещам подстать –
без праздничных сюсюканий и граций.
а год назад ей было двадцать пять,
а пастернаку - только сто тринадцать.
26
с днем рожденья, сестра-отраженье!
день сегодня – ни встать и ни сесть -
так и тикает цифросмешеньем:
двадцать шесть, двадцать шесть, двадцать шесть...
а у времени вечные сдвиги:
календарные даты текут
приговором таинственной лиги
водолея, дождя и секунд.
оттого-то оправдана снова
чернота и плаксивость зимы.
оттого я, наверно, готова
дать кому-нибудь годик взаймы.
но светла голова и бумага,
и руке не по нраву молчать...
я, как грузный пакет из продмага,
прячу в сердце полезную кладь
витаминных желаний. и где-то,
високосность минуя в объезд,
мчится март, рассыпая монеты
моих звонких веснушчатых лет...
предчувственное
ну что мне сделается, если
я окажусь спонтанно, вдруг
с тобой в одном широком кресле
в узле голодных губ и рук?
и если жар расплавит мышцы
в единый слиток, в липкий воск,
смогу ль утаивать я мысли
от пониманья твоего?
и буду ль я самой собою,
и не сорвется ль голос в крик;
к чему подвигнут речи, кои
уронит рот, что спел и дик?
ну что со мною будет?.. боже,
сомкни глаза и не гляди!
дыханье в шепоте, дрожь в дрожи,
и лишь бесстыдство посреди...
|
